Дитя огромной любви и неумения пользоваться презервативами. В Америке восьмидесятых/девяностых, которую сейчас так боготворят подростки, было очень особенное понятие о половом воспитании. По моему скромному предположению, родители моих родителей клали огромный болт на все блага, что подарила их детям новая сексуальная революция, которую возглавляла несравненная Мадонна. Иных объяснений появления на свет меня и моей сестры нет. Да, нас было двое, и в этот мир пришли мы друг за другом. Благо, мы - двойняшки, и похожи едва ли. А уж о различиях душевных можно даже и не говорить. Знаете эту позднюю подростковую влюбленность? Ту самую, когда твое сердцебиение учащается, а глаза перестают моргать, если ты попал под обаяние своего любимого. Это случилось с моими родителями. На закате дня при свете огней на пляже в Ивисе юная испанка Камила Годой взаимно влюбляется с первого взгляда в наглого и чертовски привлекательного американца Барта Дилейни. А следующий девяносто восьмой год они встречали уже вместе в Нью-Йорке. Тогда же Барт узнал, что станет отцом. Папа и мама так и не поженились. Кто же знает, по какой причине. Сейчас они лишь смеются, когда мы с сестрой начинаем разговор о свадьбе. Не знаю, как у них получилось сойтись в принципе. Моя мама была богемной художницей, а отец - захудалым рок-музыкантом. Сколько они вместе пережили... Помимо нашего с Соль рождения, им пришлось столкнуться со славой отца, его уходом в музыкальную индустрию в качестве продюсера, открытие лейбла и отцовские зависимости, а потом и материнские, а затем и ее обращение к моде и Богу. Да, у нас проблемная семья. Зато мы живем в сердце Манхэттена. У нас с сестрой необычные имена. Это была инициатива мамы. Ей так не хватало в Нью-Йорке частички родной Испании, что отец сразу же согласился назвать дочек Коразон и Соледад. В итоге наши имена "сократили и извратили", как говорит мама. Из Коразон я стала более привычной для американцев Кортни, а из Соледад вышла Соль. Так и живем. Мне было два года, когда группа отца стала сверх популярной. Это произошло в одно мгновение: вот он играет на ударных в залитом пивом и пропахшем мочой баре в Бруклине, а на следующее утро под его окнами толпятся фанатки. Неудивительно, что свалившаяся его голову слава, надломила его самого. Начались бесконечные гастроли, на которые мама либо ехала с ним, либо оставалась с нами. Но сердцем она всегда была с ним. А папа в это время уходил в открыв. Конечно, он изменял. Конечно, он бухал, как черт. И, конечно, в его жизнь пришел кокаин. Если бы не мама, я думаю, его судьба сровнялась с Сидом Вишесом и Куртом Кобейном. Но эта любовь, что зародилась тогда в свете мерцающих огоньков на пляже, была настолько сильна, что не позволила ему просто уйти, как не позволила ему этого сделать и невероятная моральная сила матери. Она, с маленькими детьми на руках, не только опоясала эту семью стальной волей, но и смогла привести в чувства отца. Он, кажется, некоторое время провел в лечебницах, но она всегда была рядом, она всегда оставалась нашей матерью. И всегда продолжала творить. Великолепная художница, она увлеклась модой. Она начинала с нуля: дешевая швейная машинка за ширмой в спальне. Шаг за шагом она шла к тому, чтобы получить признание. И ее работы стали эталоном искусства высоких ателье. Со временем. Понадобилось десять лет, за которые отец успел выстроить свою империю музыкального ширпотреба, и мама произвела фурор на Нью-Йоркской недели моды. Я плохо помню отца, когда была маленькой. Помню, что он был в больнице. Долго, возможно, больше полугода. Потом мы переехали на Манхэттен. Потом он стал пропадать, а когда был дома, то всегда зависал в кабинете и что-то постоянно писал или слушал, или сам сочинял в музыкальной студии. Когда дело касается музыки, он преображается. Так же сильно, как и когда дело касается нашей матери. Возможно, это самая серьезная страсть в его жизни.
L.E.J — La Nuit «la nuit on n'dort pas, on danse, et quand on n'danse pas on pense on cherche des réponses à toutes ces questions qu'on ne pose pas» С того времени, как я могла себя осознать и запомнить, я терпеть не могла Соль. Мы были будто с разных планет, хотя появились на этой планете из одного чрева. Она всегда была родительской гордостью, а я - разочарованием. Она училась на отлично и посещала кучу разных дополнительных занятий. У нее одинаково хорошо получалось и рисовать, и петь, и играть на музыкальных инструментах, и танцевать. Она была будто бы идеальной. А я на ее фоне - бракованной. У таких талантливых родителей, и такая бестолочь! У меня не получалось долго сосредотачиваться на сидении попой ровно на стуле. Зато я всегда была более спортивной. И более агрессивной, от чего более драчливой. Но мне всегда нравилось болтать с людьми. В отличии от Соль, у меня был хорошо подвешен язык, я могла расположить чуть ли не любого к себе. А еще мне досталась способность, видимо, от матери, схватывать иностранные языки с первого слова. Помимо английского и испанского, так нежно вкладываемого нам из уст в уста матерью, я зачем-то выучила португальский, французский и ирландский. Последний, правда, уже вне школьных стен. Кстати, о школе. Разумеется, Соль была в группе популярных девочек. Разумеется, я была сама по себе. В школе, особенно в старшей, действуют свои законы. Если первые десять лет я еще находила себе компанию, то в старших классах стало совсем печально. И, если честно, тогда я спуталась с не самой лучшей компанией, которая была категорически против королевского положения некоторых в школе. А еще именно тогда я попробовала алкоголь и легкие наркотики, но это уже моя личная драма, никак не касающаяся Соль. Как легко понять, у нас с сестрой отношения натянутые, а тогда были за секунду до порванной струны. Однажды мы даже подрались. Не ожидала, что у нее может быть сильный удар, но это, судя по всему, группа поддержки так сказалась на ее физическом состоянии. Она, будучи принцессой школьного кампуса, была вправе объявить травлю. Даже на собственную сестру. Что Соль и сделала. Я не дождалась выпуска. Уехала в середине зимнего семестра. Именно уехала. Я плохо помню тот период. Школу я заканчивала в специализированном центре в Барселоне. Помимо нервного срыва, оказалось, что у меня была затяжная депрессия на фоне злоупотребления наркотиками и алкоголем. Зависимости как таковой не выявили, но она была в зачатке. Мне было восемнадцать, когда я оказалась на другом конце света в другой стране, где у меня никого не было, кроме очень дальних родственников мамы. И впервые я вздохнула глубоко. Я впервые начала осознавать себя отдельно от Соледад. И впервые задумалась о том, чтобы быть собой, а не просто идти наперекор сестре. Я тала путешествовать и заниматься тем, чем мне хотелось. Например, изучала архитектуру Гауди в Барселоне, затем в Париже проходила стажировку в модном агентстве, после чего полгода каталась по Великобритании. Там я начала заниматься иллюстрацией. Два месяца я жила в Инвернессе, неподалеку от озера Лох-Несс, и за это время создала три комикса про одинокую жизнь Несси. Черт возьми, чем я только не занималась. И, конечно, за это время я успела измениться. Я стала более спокойной, надеюсь. Теперь мне не хочется бросаться в омут с головой. Теперь я взрослая. Теперь я могу сама за себя отвечать. Или нет? [float=right] [/float]С начала этого года я путешествовала по штатам. Родители знали, но не просили вернуться. Надеюсь, Соль не в курсе вообще. Она до сих пор самый родной и самый последний человек, которого я хотела бы видеть. Я так и не поняла, кто я и чем хочу заниматься. Возможно, пришло время вернуться домой и обрести себя. |